Неточные совпадения
— Так вы нынче ждете Степана Аркадьича? — сказал Сергей Иванович, очевидно не желая продолжать разговор о Вареньке. — Трудно найти двух свояков, менее похожих
друг на
друга, — сказал он с тонкою улыбкой. — Один подвижной, живущий только в обществе, как рыба в воде;
другой, наш Костя, живой, быстрый, чуткий на всё, но, как только в обществе, так или
замрет или бьется бестолково, как рыба на земле.
В поиске Ласки, чем ближе и ближе она подходила к знакомым кочкам, становилось больше и больше серьезности. Маленькая болотная птичка только на мгновенье развлекла ее. Она сделала один круг пред кочками, начала
другой и вдруг вздрогнула и
замерла.
Грэй
замер. В то время, как
другие женщины хлопотали около Бетси, он пережил ощущение острого чужого страдания, которое не мог испытать сам.
Соня упала на ее труп, обхватила ее руками и так и
замерла, прильнув головой к иссохшей груди покойницы. Полечка припала к ногам матери и целовала их, плача навзрыд. Коля и Леня, еще не поняв, что случилось, но предчувствуя что-то очень страшное, схватили один
другого обеими руками за плечики и, уставившись один в
другого глазами, вдруг вместе, разом, раскрыли рты и начали кричать. Оба еще были в костюмах: один в чалме,
другая в ермолке с страусовым пером.
Он тихо, почти машинально, опять коснулся глаз: они стали более жизненны, говорящи, но еще холодны. Он долго водил кистью около глаз, опять задумчиво мешал краски и провел в глазу какую-то черту, поставил нечаянно точку, как учитель некогда в школе поставил на его безжизненном рисунке, потом сделал что-то, чего и сам объяснить не мог, в
другом глазу… И вдруг сам
замер от искры, какая блеснула ему из них.
Ехала я сюда с Тимофеем и все-то думала, всю дорогу думала: «Как встречу его, что-то скажу, как глядеть-то мы
друг на
друга будем?..» Вся душа
замирала, и вот он меня тут точно из шайки помоями окатил.
Вспышки эти исчезали в одном месте, появлялись в
другом и
замирали где-то на горизонте.
Вот что думалось иногда Чертопханову, и горечью отзывались в нем эти думы. Зато в
другое время пустит он своего коня во всю прыть по только что вспаханному полю или заставит его соскочить на самое дно размытого оврага и по самой круче выскочить опять, и
замирает в нем сердце от восторга, громкое гикание вырывается из уст, и знает он, знает наверное, что это под ним настоящий, несомненный Малек-Адель, ибо какая
другая лошадь в состоянии сделать то, что делает эта?
Начинала всходить луна. И на небе и на земле сразу стало светлее. Далеко, на
другом конце поляны, мелькал огонек нашего бивака. Он то
замирал, то как будто угасал на время, то вдруг снова разгорался яркой звездочкой.
Жизнь пернатых начала
замирать, зато стала просыпаться
другая жизнь — жизнь крупных четвероногих.
Когда медведь был от меня совсем близко, я выстрелил почти в упор. Он опрокинулся, а я отбежал снова. Когда я оглянулся назад, то увидел, что медведь катается по земле. В это время с правой стороны я услышал еще шум. Инстинктивно я обернулся и
замер на месте. Из кустов показалась голова
другого медведя, но сейчас же опять спряталась в зарослях. Тихонько, стараясь не шуметь, я побежал влево и вышел на реку.
Особенно это: «с супругой!» — Тот круг, сплетни о котором спускались до Марьи Алексевны, возвышался лишь до действительно статского слоя общества, а сплетни об настоящих аристократах уже
замирали в пространстве на половине пути до Марьи Алексевны; потому она так и поняла в полном законном смысле имена «муж и жена», которые давали
друг другу Серж и Жюли по парижскому обычаю.
Как больно здесь, как сердцу тяжко стало!
Тяжелою обидой, словно камнем,
На сердце пал цветок, измятый Лелем
И брошенный. И я как будто тоже
Покинута и брошена, завяла
От слов его насмешливых. К
другимБежит пастух; они ему милее;
Звучнее смех у них, теплее речи,
Податливей они на поцелуй;
Кладут ему на плечи руки, прямо
В глаза глядят и смело, при народе,
В объятиях у Леля
замирают.
Веселье там и радость.
Другая половина слова
замерла на устах рассказчика…
Рассказ прошел по мне электрической искрой. В памяти, как живая, стала простодушная фигура Савицкого в фуражке с большим козырем и с наивными глазами. Это воспоминание вызвало острое чувство жалости и еще что-то темное, смутное, спутанное и грозное. Товарищ… не в карцере, а в каталажке, больной, без помощи, одинокий… И посажен не инспектором…
Другая сила, огромная и стихийная, будила теперь чувство товарищества, и сердце невольно
замирало от этого вызова. Что делать?
Каждому тону он давал достаточно времени, и они, один за
другим, колыхаясь, дрожали и
замирали в воздухе.
Когда борцы взяли
друг друга за ворот, весь мыс
замер.
Сердце у меня опять
замерло, и я готов был заплакать; но мать приласкала меня, успокоила, ободрила и приказала мне идти в детскую — читать свою книжку и занимать сестрицу, прибавя, что ей теперь некогда с нами быть и что она поручает мне смотреть за сестрою; я повиновался и медленно пошел назад: какая-то грусть вдруг отравила мою веселость, и даже мысль, что мне поручают мою сестрицу, что в
другое время было бы мне очень приятно и лестно, теперь не утешила меня.
Глаза-то у обоих даже выстолбенели, и левые руки
замерли, а ни тот, ни
другой не сдается.
У Калиновича тоже немного сердце
замерло; подражая
другим, он протер запотевшее стекло и начал было смотреть в него; но увидел только куда-то бесконечно идущее поле, покрытое криворослым мелким ельником; а когда пошли мелькать вагоны, так и того стало не видать.
Вдруг послышался стук колес, только не от рощи, а с
другой стороны. Кто-то въехал на двор. У Адуевой
замерло сердце.
Не удалась одна любовь, оно только
замирает, молчит до
другой; в
другой помешали, разлучили — способность любить опять останется неупотребленной до третьего, до четвертого раза, до тех пор, пока наконец сердце не положит всех сил своих в одной какой-нибудь счастливой встрече, где ничто не мешает, а потом медленно и постепенно охладеет.
На
другой день опять ожила, опять с утра была весела, а к вечеру сердце стало пуще ныть и
замирать и страхом, и надеждой. Опять не пришли.
— Все это вздор! Вы суеверны? Я — нисколько. А чему быть, того не миновать. Monsieur Gaston жил у нас в доме, над моей головой. Бывало, я проснусь ночью и слышу его шаги — он очень поздно ложился — и сердце
замирает от благоговения… или от
другого чувства. Мой отец сам едва разумел грамоте, но воспитание нам дал хорошее. Знаете ли, что я по-латыни понимаю?
Воспаленные глаза бессмысленно останавливаются то на одном, то на
другом предмете и долго и пристально смотрят; руки и ноги дрожат; сердце то
замрет, словно вниз покатится, то начнет колотить с такою силой, что рука невольно хватается за грудь.
Когда оба ряда бойцов сшибались в последний раз, оспаривая победу, и в тесной куче ломали рёбра
друг другу, издавая рёв, вой и свирепые крики, у Матвея
замирало сердце, теснимое чувством отчуждения от этих людей.
Я
замер на минуту, затем вскочил со стула, перевернулся задом к столу и с размаха хлюпнул на перевернутую тарелку, которая разлетелась вдребезги, и под вопли и крики тетенек выскочил через балкон в сад и убежал в малинник, где досыта наелся душистой малины под крики звавших меня тетенек… Я вернулся поздно ночью, а наутро надо мной тетеньки затеяли экзекуцию и присутствовали при порке, которую совершали надо мной, надо сказать, очень нежно, старый Афраф и мой
друг — кучер Ванька Брязгин.
Он махнул рукой, отвернулся от товарища и
замер неподвижно, крепко упираясь руками в сиденье стула и опустив голову на грудь. Илья отошёл от него, сел на кровать в такой же позе, как Яков, и молчал, не зная, что сказать в утешение
другу.
Вдруг вскакивает Гриша, схватывает через стол одной рукой банкомета, а
другой руку его помощника и поднимает кверху; у каждого по колоде карт в руке, не успели перемениться: «Шулера, колоды меняют!» На момент все
замерло, а он схватил одной рукой за горло толстяка и кулачищем начал его тыкать в морду и лупить по чем попело…
Сестрицы из учтивости раскрывали рты, как бы желая сказать нечто, но слова, очевидно,
замирали у них на устах. Я ждал одного из двух: или он ляжет брюхом вниз, или встанет и начнет раздеваться. Но он не сделал ни того, ни
другого. Напротив того, он зажмурил глаза и продолжал как бы в бреду...
Не успевал
замереть в одном месте дружный окрик работавших бурлаков, как сейчас же с новой силой вставал в
другом.
Отклик покатился по реке, будто подхваченный быстрым течением. Игривая река, казалось, несет его с собой, перекидывая с одной стороны на
другую меж заснувшими во мгле берегами. Отголоски убегали куда-то в вечернюю даль и
замирали тихо, задумчиво, даже грустно, — так грустно, что, прислушавшись, странник не решился в
другой раз потревожить это отдаленное вечернее эхо.
«Что это, кокетство или правда?» — мелькнуло в голове Бегушева, и сердце его, с одной стороны,
замирало в восторге, а с
другой — исполнилось страхом каких-то еще новых страданий; но, как бы то ни было, возвратить Елизавету Николаевну к жизни стало пламенным его желанием.
«Эге! да и ты куц!» — подумал Пигасов; а у Натальи душа
замерла от страха. Дарья Михайловна долго, с недоумением посмотрела на Волынцева и, наконец, первая заговорила: начала рассказывать о какой-то необыкновенной собаке ее
друга, министра NN…
Дюрок миролюбиво улыбнулся, продолжая молча идти, рядом с ним шагал я. Вдруг
другой парень, с придурковатым, наглым лицом, стремительно побежал на нас, но, не добежав шагов пяти,
замер как вкопанный, хладнокровно сплюнул и поскакал обратно на одной ноге, держа
другую за пятку.
«Стало быть, это не бал, а так, по какому-нибудь
другому случаю съехались, — думал, отчасти
замирая, герой наш.
Общее волнение до такой степени сообщилось Буланину, что он даже позабыл о несчастном фонаре и о связанных с ним грядущих неприятностях. Он, так же как и
другие, суетливо болтал ногами, тискал ладонями лицо и судорожно ерошил на голове волосы, чувствуя, как у него в груди
замирает что-то такое сладкое и немного жуткое, от чего хочется потянуться или запеть во все горло.
Спит мой учитель, похрапывает, я — около его
замер в думе моей; люди проходят один за
другим, искоса взглянут на нас — и головой не кивнут в ответ на поклон.
Он быстро стал протирать глаза — мокрый песок и грязь были под его пальцами, а на его голову, плечи, щёки сыпались удары. Но удары — не боль, а что-то
другое будили в нём, и, закрывая голову руками, он делал это скорее машинально, чем сознательно. Он слышал злые рыдания… Наконец, опрокинутый сильным ударим в грудь, он упал на спину. Его не били больше. Раздался шорох кустов и
замер…
Медный звук, слетая с колокольни, тихо плыл во тьме и медленно
замирал в ней, но раньше, чем тьма успевала заглушить его последнюю, трепетно вздыхавшую ноту, рождался
другой удар, и снова в тишине ночи разносился меланхолический вздох металла.
Бывает время, когда народный дух ослабевает, подавляемый силою [победившего класса], естественные влечения
замирают на время и место их заступают искусственно возбужденные, насильно навязанные понятия и взгляды в пользу победивших; тогда и литература не может выдержать: и она начинает воспевать нелепые и беззаконные затеи [класса] победителей, и она восхищается тем, от чего с презрением отвернулась бы в
другое время.
Друзья мои, мне кажется, я бредил?
Мне очень дурно. Голова моя
Так кружится, а сердце то забьется,
То вдруг
замрет…
Другой раз он вспоминал, что переехал на
другую квартиру; но как это сделалось, что с ним было и зачем пришлось переехать, он не знал того, хотя
замирал весь дух его в беспрерывном, неудержимом стремлении…
Я быстро скинул пальто и попробовал первые ступени. Все было прикреплено прочно. Я взялся за обломок долота, потом ступил шаг,
другой… Помню, что в эти несколько секунд во мне
замерли все соображения. Я ничего не думал, ничего не вспоминал, кажется, был совершенно спокоен и видел ясно только деревянный сруб цейхгауза, натыканные в щели ступеньки импровизированной лестницы и гребень стены…
Они ушли от него рядом
друг с
другом и, отойдя немного, засмеялись оба громким смехом. Яков крепко втиснул правую ногу в песок и
замер в напряженной позе, тяжело дыша.
Певец чистой, идеальной женской любви, г. Тургенев так глубоко заглядывает в юную, девственную душу, так полно охватывает ее и с таким вдохновенным трепетом, с таким жаром любви рисует ее лучшие мгновения, что нам в его рассказе так и чуется — и колебание девственной груди, и тихий вздох, и увлаженный взгляд, слышится каждое биение взволнованного сердца, и наше собственное сердце млеет и
замирает от томного чувства, и благодатные слезы не раз подступают к глазам, и из груди рвется что-то такое, — как будто мы свиделись с старым
другом после долгой разлуки или возвращаемся с чужбины к родимым местам.
Результаты, очень несходные в нравственном отношении: один будит в вас человеческое чувство и мужественную мысль,
другой ведет вас в полицию и заставляет
замирать на юридической форме.
С
другой же стороны, сердце у Постникова очень непокорное: так и ноет, так и стучит, так и
замирает… Хоть вырви его да сам себе под ноги брось, — так беспокойно с ним делается от этих стонов и воплей… Страшно ведь слышать, как
другой человек погибает, и не подать этому погибающему помощи, когда, собственно говоря, к тому есть полная возможность, потому что будка с места не убежит и ничто иное вредное не случится. «Иль сбежать, а?.. Не увидят?.. Ах, господи, один бы конец! Опять стонет…»
В «Фаусте» герой старается ободрить себя тем, что ни он, ни Вера не имеют
друг к
другу серьезного чувства; сидеть с ней, мечтать о ней — это его дело, но по части решительности, даже в словах, он держит себя так, что Вера сама должна сказать ему, что любит его; речь несколько минут шла уже так, что ему следовало непременно сказать это, но он, видите ли, не догадался и не посмел сказать ей этого; а когда женщина, которая должна принимать объяснение, вынуждена наконец сама сделать объяснение, он, видите ли, «
замер», но почувствовал, что «блаженство волною пробегает по его сердцу», только, впрочем, «по временам», а собственно говоря, он «совершенно потерял голову» — жаль только, что не упал в обморок, да и то было бы, если бы не попалось кстати дерево, к которому можно было прислониться.
Поехал я на
другой день. Еще когда подъезжал к усадьбе, у меня
замерло сердце; представьте себе, после этакого устройства, какое было при брате, вижу я, что флигеля развалились, сад заглох, аллейка эта срублена, сломана, а с дома тес даже ободран, которым был обшит; внутри не лучше: в зале штукатурка обвалилась, пол качается; сама хозяйка поместилась в одной маленькой комнате, потому что во всех прочих холод страшный. Мне обрадовалась, бросилась на шею, прослезилась.